Куда катится мир: «жертвы русских» скоро запретят женщин

В России начали действовать «жертвы русских»: скоро они запретят женщин. Германская авиакомпания Lufthansa (а равно и другие компании, входящие в Lufthansa Group, — Austrian Airlines, Swiss и Eurowings) вносят небольшое, но очень значимое изменение в свою работу.

Отныне пассажиры и пассажирки группы, загрузившись в ее самолеты, больше не услышат «дамы и господа, добро пожаловать на борт», ни на каком из используемых языков. Экипажам придется выбирать между фразами «дорогие гости», «доброе утро/вечер» или просто «добро пожаловать».

Дам и господ больше нет и не будет, потому что дамы и господа — это мужчины и женщины, а мужчины и женщины — это неразнообразно, неинклюзивно и нельзя.

«Разнообразие для Lufthansa — не пустой звук, а реальность, — сообщила DW представительница компании Аня Штенгер, — и с этого момента компания хочет выражать это отношение еще и в языке».

Кто-то, конечно, может задаться вопросом, что это за разнообразие такое, если оно запрещает упоминать мужчин и женщин. Но такие вопросы сами по себе говорят, что спрашивающий просто не знаком с передовой концепцией мироздания, в последние несколько лет захватывающей в разных регионах планеты общество за обществом.

Стоит ее напомнить.
Если коротко — тот мир, который был до сих пор, состоял из угнетения. В нем угнетали огромное количество людей по гигантскому количеству параметров. Чтобы расстаться с этим ужасным миром и построить новый, передовой, все эти угнетения необходимо прекратить и выправить.

В практическом смысле это означает, что только те, кто чувствуют угнетение, имеют в передовом обществе право голоса, право требовать и власть принуждать других.
Теперь то же, но на примере Lufthansa.

Обращение «дамы и господа» не учитывает, что существуют люди гендерно нейтральные и гендерно флюидные (то есть мужчины и женщины, считающие, что они ни то, ни другое либо то одно, то другое). И пускай таких вместе даже в Калифорнии не наберется и полупроцента населения — они есть. Их мало, но им больно, что их не учитывают. И они поэтому готовы долго и истошно об этом орать и портить всяким «люфтганзам» репутацию.
И поэтому 99,5% населения должны нагнуться, заткнуться и забыть о том, что они дамы или господа. Маленькое истошное суперагрессивное меньшинство может отобрать тысячелетнее название у большинства — просто потому, что большинству это кажется не такой уж важной уступкой.

Во всем этом есть один маленький приятный (для держателей идеологии) секрет. Пассивно-консервативное большинство то ли не понимает, то ли не хочет думать о том, что передовые истошные меньшинства никогда не останавливаются и не успокаиваются. Оно не понимает, что скандалить, кричать о своей боли и требовать уступок — это единственный способ угнетенных вообще существовать. Ибо как только они перестанут скандалить, и кричать, и требовать — они тут же перестанут быть угнетенными и, следовательно, перестанут быть господами положения.

Поэтому пассивно-консервативное большинство все ждет, пока угнетаемые активистки обоего пола утолят свою жажду доминирования, а те продолжают это наивное большинство нагибать и получать за это вполне реальные бонусы (скажем, в Аргентине мужчины, объявившие себя женщинами, и наоборот, на днях по закону зарезервировали за собой один процент постов на госслужбе. Согласимся, это неплохая привилегия в стране с расшатанной экономикой).
Что в этой передовой идеологии хорошо — она демократична. Передовым может стать любое общество. Передовыми могут быть и ядерная богатая Америка, и бедноватая отстающая Аргентина, и — как бы они ни сопротивлялись — вымирающие грузии с прибалтиками. Точно так же и передовым человеком может стать каждый — совершенно незачем много учиться или много работать, чтобы стать носителем этой передовой идеологии и получить некоторую власть над окружающими.

При этом ждать, когда новые свежие идеи у борцов за справедливость закончатся, можно бесконечно. Количество ритуалов и табу, которые теперь обязательно соблюдать в передовых обществах, нарастает все последние годы едва ли не по экспоненте: императивные требования пролезают в уборные и раздевалки, в детские сады и библиотеки, и вот уже невозможно ни полететь на самолете без табу, ни посмотреть футбол, перед которым спортсмены не постояли бы на коленях в знак своей покорности передовой борьбе. К тому же стоит еще раз напомнить, что на поддержку политических организаций разного рода меньшинств тратится неслабый процент дохода крупных корпораций, в том числе государственных, — и это значит, что жители планеты уже обложены своеобразным идеологическим налогом на деятельность привилегированных угнетенных.

И это значит, что угнетенные будут и дальше находить в себе новые грани угнетенности и пострадатости, и объявлять себя страдающими от патриархальных мужиков лесбоквирами, страдающими от империалистов потомками иммигрантов, страдающими от лукизма бодипозитивщицами, страдающими от сексуальной объективизации работницами вебкама и косплей-порно и так далее.

Я сейчас приведу цитату из книжки стихов какого-то московского юного медийщика, которую очень хвалят СМИ профессиональных гуманитариев. Они говорят, что это прекрасный образчик деколониальной поэзии: лирический герой, угнетаемое меньшинство в кубе (кавказского происхождения, голубой и участник демократических беспорядков), смело преодолевает свои травмы и бросает России в лицо, что он о ней думает. Итак, цитата:

«Ты так отчаянно бьешь омоновца в забрало и хочешь, чтобы это вымя треснуло и экваторы хрусталиков вылились на Тверскую… В тебе ярость поколения, выросшего под кирзачами русских полицаев… за освещение протестов они не арестовывают только солнце. Мы окружены культурой насилия (матерный эпитет) граждан России».

На всякий случай — в тексте значится, что книжка выпущена при поддержке издательства, в свою очередь, получающего господдержку.
Передовые меньшинства уже здесь, среди нас, и они идеологизированы под завязку. Они ждут возможности прорваться, чтобы стать официозом, раздавать указания, взимать налоги на себя и принимать покаяния — от государства, от гетеросексуалов, от русских.
Надо заботиться о том, чтобы они не дождались этой возможности. А страдающие европейцы, американцы и африканцы пусть в этом веке поживут без нашего сочувствия.